Фелдманы были единственными в Дорчестере людьми, по которым Кэти скучала. И теперь думала: «Как там Ларри?» Фельдманы были ее друзьями, когда ей не на кого было опереться. Она хотела бы сказать Ларри, что скорбит о его потере. Она хотела бы поплакать с ним, поговорить о Глэдис, признаться, что благодаря им теперь ее жизнь стала лучше. Она хотела бы сказать, что встретила человека, который любит ее, и счастлива впервые за много лет.

Но ничего этого Кэти сделать не могла. Она вышла на террасу и долго сквозь слезы смотрела, как штормовой ветер срывает листья с деревьев.

— Ты сегодня какая-то притихшая, — сказал Алекс. — Случилось что-нибудь?

На ужин она сделала запеканку с тунцом, и сейчас Алекс помогал ей мыть посуду. Дети в гостиной играли с карманными компьютерами. Перекрывая шум воды, в кухню доносились жужжание и писк.

— Одна моя подруга умерла, — ответила Кэти, подавая ему тарелку. — Она долго болела, но все равно тяжело.

— Это всегда тяжело, — согласился он. — Мне очень жаль. — Он знал по опыту, что лучше не расспрашивать, а подождать, пока Кэти захочется рассказывать дальше, но она вымыла бокал и сменила тему.

— Сколько, по-твоему, продлится гроза? — спросила она.

— Недолго. А что?

— Просто думаю, не отменят ли завтрашний праздник. Или авиарейс.

Алекс бросил взгляд в окно:

— Да нет, разойдется. Ветер уже уносит тучи. Это последние капли.

— Вовремя, — сказала Кэти.

— О да. Стихия не посмеет вмешаться в планы оргкомитета праздника. Или в планы Джойс, в нашем случае.

Кэти улыбнулась.

— Сколько времени у тебя займет поездка?

— Четыре-пять часов. До Рейли не очень удобно ехать.

— А почему ее дочь не прилетит в Уилмингтон или не возьмет такси?

— Не знаю, я не спрашивал. По-моему, из экономии.

— Ты делаешь доброе дело, помогая Джойс.

Он пожал плечами, как бы говоря, что все это пустяки, и сказал:

— Ничего, завтра повеселишься.

— На празднике или с детьми?

— И то, и это. А если хорошенько попросишь, я угощу тебя каким-нибудь хорошо прожаренным мороженым.

— Жареное мороженое? Фу, какая гадость!

— Да нет, вообще-то это вкусно.

— Здесь у вас что, вообще все жарят?

— Если нельзя пожарить, поверь мне, кто-нибудь придумает, как это сделать. В прошлом году в одном кафе подавали прожаренное масло.

У Кэти даже комок подступил к горлу.

— Ты меня разыгрываешь?

— Нет. Звучит противно, но люди в очередь выстраивались. Они и за инфарктами готовы в очереди стоять.

Кэти вымыла и ополоснула последнюю чашку и подала Алексу.

— Как думаешь, детям понравился ужин? Кристен почти ничего не съела.

— Кристен вообще малоежка. Важно, что мне понравилось. Очень вкусно.

Кэти лукаво улыбнулась:

— Действительно, кого волнуют дети, если тебе понравилось.

— Прости, но в душе я нарциссист.

Она потерла тарелку мыльной губкой и ополоснула ее.

— Жду не дождусь побывать у тебя в гостях.

— Почему?

— Потому что каждый раз мы здесь, а не там. Нет, я понимаю, так нужно ради детей. — «И ради Карли», — подумала она, но вслух произносить не стала. — Хоть посмотрю, как вы живете.

Алекс взял у нее тарелку:

— Ты у меня уже бывала.

— Да, но всего по несколько минут и только в кухне или гостиной. Мне еще не удавалось сунуть нос в твою спальню или аптечку.

— Ты этого не сделаешь! — с притворной яростью вскричал Алекс.

— Будь у меня возможность, я бы не удержалась.

Он вытер тарелку и убрал ее в буфет.

— Можешь находиться в моей спальне сколько хочешь.

Она засмеялась:

— Это так по-мужски!

— Я просто хочу сказать, что я не возражаю. И в аптечку загляни, у меня секретов нет.

— Все так говорят, — подтрунивала Кэти. — Вот у меня, например, масса секретов.

— Не от меня же.

— Нет, — серьезно согласилась она. — Не от тебя.

Она вымыла еще две тарелки и подала Алексу, с теплотой в душе наблюдая, как он вытирает их и убирает в шкафчик.

Алекс кашлянул.

— Можно тебя спросить? — начал он. — Не пойми неправильно, но мне любопытно.

— Давай.

Полотенцем он промокнул капли на руках, выигрывая время.

— Ты подумала над тем, что я сказал в прошлое воскресенье? На парковке, после обезьяньего родео?

— Ты много чего говорил, — осторожно начала Кэти.

— Разве ты не помнишь? Ты сказала, Эрин не может выйти замуж, а я ответил: зато Кэти ничто не мешает.

Кэти напряглась — не столько от воспоминаний, сколько от серьезного тона Алекса. Она прекрасно понимала, к чему он клонит.

— Помню, — подхватила она с наигранной легкостью. — Я ведь ответила, для этого мне нужно встретить подходящего парня.

При этих словах Алекс сжал губы, словно решая, откуда теперь начать.

— Я хотел узнать: ты подумала? Ну, о том, чтобы нам пожениться?

Вода была еще теплой, когда Кэти начала мыть вилки и ножи.

— Ты еще не делал мне предложения.

— А если сделаю?

Она взяла вилку и принялась ее оттирать.

— Я ж вроде говорила, что люблю тебя.

— Ты бы сказала «да»?

Кэти помолчала:

— Я не хочу снова замуж.

— Не хочешь или не считаешь это возможным?

— А какая разница? — спросила она с упрямым и замкнутым выражением. — Ты же знаешь, я замужем. Двоемужие незаконно.

— Ты уже не Эрин, ты Кэти. Сама говорила, что можешь показать водительские права.

— Я не Кэти! — резко сказала она, поворачиваясь к нему. — Ты что, не понимаешь? Я украла это имя у дорогих мне людей! У людей, которые мне доверяли! — Ее охватила прежняя беспричинная тревога этого грозового дня, с новой силой вспомнились доброта и жалостливость Глэдис, собственное бегство и кошмарная жизнь с Кевином. — Почему тебе всего мало? Почему нужно меня обязательно заставлять становиться тем, кем ты хочешь, а не тем, кто я есть?

Он вздрогнул:

— Я люблю тебя такой, какая ты есть.

— Но ты ставишь условия!

— Нет!

— Да! — настаивала Кэти. Ее голос неудержимо шел вверх, она не могла справиться с собой. — У тебя своя картина мира, и ты пытаешься встроить меня в отведенное место!

— Нет-нет! — запротестовал Алекс. — Я только задал вопрос.

— Но ты хотел определенного ответа! Ты хотел услышать желаемое, а в ином случае начал бы меня убеждать, что я должна делать, что ты хочешь, быть тем, кем ты хочешь меня видеть!

Впервые за время их знакомства Алекс взглянул на нее со сдерживаемым гневом.

— Не надо так, — попросил он.

— Чего не надо? Правды? Правды о том, что я чувствую? Почему? И что ты сделаешь? Ударишь меня? Давай, бей!

Он отшатнулся, как от пощечины. Кэти видела, что ее слова его задели. Но вместо того, чтобы рассердиться, Алекс положил кухонное полотенце на стол и отступил на шаг.

— Не пойму, что происходит, но извини, что я вообще завел об этом речь. Я не собирался ловить тебя на слове или на чем-то настаивать. Я просто хотел поговорить.

Он замолчал, ожидая, что Кэти что-нибудь скажет, но она молчала. Покачав головой, Алекс вышел из кухни, задержавшись на пороге.

— Спасибо за ужин, — негромко сказал он.

Кэти слышала, как в гостиной он говорит детям, что уже поздно, и как скрипнула входная дверь. Он тихо прикрыл ее за собой, и в доме стало совсем тихо. Кэти осталась наедине со своими мыслями.

32

На шоссе Кевину с трудом удавалось удерживать машину на своей полосе. Он хотел сохранить ясную голову, но в виски стучало словно молотком, под ложечкой болело, и Кевин остановился у винного магазина и купил бутылку водки. Водка притупляла боль, вызывая какое-то онемение чувств. Потягивая ее через соломинку, он думал только о Эрин, сменившей имя на Кэти.

Автомагистраль между штатами слилась в сплошное мутное пятно. Фары встречных машин — два нестерпимо резких белых булавочных укола — приближались навстречу и исчезали, когда автомобили с шумом проносились мимо. Один за другим. Тысячи машин. Успешные деловые люди куда-то едут по работе, занимаются делами. Кевин ехал на юг, в Северную Каролину, чтобы найти свою жену. Он проехал Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут. Позади остались Нью-Йорк и Нью-Джерси. Взошла неистово-оранжевая луна, но вскоре она побелела и поплыла по черному небу, таща за собой звездный полог.